fat chance, no plan
В одном стихотворении Буковски писал: до ручки человека доводят не масштабные катастрофы, а маленькие (возможно повторяющиеся) вещи - наверное, по его заветам я который день прохожу мимо почтового ящика.
В прошлом сентябре экстази подарило мне визуальное воображение.
В прошлом году в это же время я просыпалась пораньше, чтобы на цыпочках выйти из комнаты, поставить турку на плиту и в спящей тишине квартиры выпить кофе или позавтракать. Когда мы готовили, толпясь на крошечной синей кухне вчетвером, запотевали окна. Однажды у нас вписывалась музыкальная группа из Одессы, и сначала мы джемили, потом - слушали музыку, а потом парень Э., нажравшись, уснул под холодильником, наблевав на спальное место предварительно. Однажды ребята фристайлили и мы с Л. отстукивали бит рукой и решеткой для аэрогриля. Тогда еще было очень много крепленого, и под конец вечера Т. заставил каждого из нас потрогать его яички. Однажды Т. нафигачился на корпоративе: его довели домой и уложили в кресло, а Л. сунула ему в руки "Ангелов опустошения" и устроила сэлфи-фотосет на фоне. Однажды... было столько всего.
— С Л. потрясающе комфортно жить, — говорит М. одному техно-артисту. Я напихиваюсь сладостями в знак согласия. 100-слоговая мантра Ваджрасатвы до сих пор ассоциируется с прошлым летом, мятным эфирным маслом, теплым дождем и заботой. Я собирала себя в кучу у нее под боком. Мы ели черешню, смотрели сериалы, работали какую-то ненапряжную херню и спали вместе. На ее день рожденья тот же М. отвечал на чей-то весьма пространный тост: «Это не какое-то место, чувак. Это дом».
Сейчас там всё сочится воспоминаниями. Флэшбечный эффект домино — а вы отличаете цикл от рекурсии?
Сегодня я пришла к Л., и мы впервые были одни в её новом доме. Она накурила меня и запарила кофе с мёдом, я заползла под одеяло и в какой-то момент высказалась о неуместности неконтролируемых воспоминаний.
— Да, — согласилась она. — Странно, когда время, когда ты был счастлив, причиняет боль.
Это мог бы быть хороший разговор, но мне внезапно захотелось стать бубликом. Или я не нашлась с ответом, как обычно бывает в таких случаях. Подруга из меня так себе.
Сейчас Л. хочет жить одна — как денди, власть курить, много есть, и мы идём, кажется, в театр на следующей неделе. Мы обмениваемся книгами. Она смотрит дебаты и выбирает магистерскую программу, я собираюсь преподавать английский, простигосподи, молодым родителям, простигосподи, на волонтёрских началах.
Было столько всего, и только когда всё изменилось, я — нет, не начинаю ценить, с этим в режимом реального времени проблем нет, — понимаю, какое это всё огромное и другое. Эта инаковость тормозит, будто последние полгода не успевают подгружаться к настоящему: ноль ночи, мне не норм очень, остерегайтесь эйфоретиков.
Воспоминания — словно пригоршня потемневших монет давно забытых государств. Ими можно торговать, но нельзя расплатиться. (с)
В прошлом сентябре экстази подарило мне визуальное воображение.
В прошлом году в это же время я просыпалась пораньше, чтобы на цыпочках выйти из комнаты, поставить турку на плиту и в спящей тишине квартиры выпить кофе или позавтракать. Когда мы готовили, толпясь на крошечной синей кухне вчетвером, запотевали окна. Однажды у нас вписывалась музыкальная группа из Одессы, и сначала мы джемили, потом - слушали музыку, а потом парень Э., нажравшись, уснул под холодильником, наблевав на спальное место предварительно. Однажды ребята фристайлили и мы с Л. отстукивали бит рукой и решеткой для аэрогриля. Тогда еще было очень много крепленого, и под конец вечера Т. заставил каждого из нас потрогать его яички. Однажды Т. нафигачился на корпоративе: его довели домой и уложили в кресло, а Л. сунула ему в руки "Ангелов опустошения" и устроила сэлфи-фотосет на фоне. Однажды... было столько всего.
— С Л. потрясающе комфортно жить, — говорит М. одному техно-артисту. Я напихиваюсь сладостями в знак согласия. 100-слоговая мантра Ваджрасатвы до сих пор ассоциируется с прошлым летом, мятным эфирным маслом, теплым дождем и заботой. Я собирала себя в кучу у нее под боком. Мы ели черешню, смотрели сериалы, работали какую-то ненапряжную херню и спали вместе. На ее день рожденья тот же М. отвечал на чей-то весьма пространный тост: «Это не какое-то место, чувак. Это дом».
Сейчас там всё сочится воспоминаниями. Флэшбечный эффект домино — а вы отличаете цикл от рекурсии?
Сегодня я пришла к Л., и мы впервые были одни в её новом доме. Она накурила меня и запарила кофе с мёдом, я заползла под одеяло и в какой-то момент высказалась о неуместности неконтролируемых воспоминаний.
— Да, — согласилась она. — Странно, когда время, когда ты был счастлив, причиняет боль.
Это мог бы быть хороший разговор, но мне внезапно захотелось стать бубликом. Или я не нашлась с ответом, как обычно бывает в таких случаях. Подруга из меня так себе.
Сейчас Л. хочет жить одна — как денди, власть курить, много есть, и мы идём, кажется, в театр на следующей неделе. Мы обмениваемся книгами. Она смотрит дебаты и выбирает магистерскую программу, я собираюсь преподавать английский, простигосподи, молодым родителям, простигосподи, на волонтёрских началах.
Было столько всего, и только когда всё изменилось, я — нет, не начинаю ценить, с этим в режимом реального времени проблем нет, — понимаю, какое это всё огромное и другое. Эта инаковость тормозит, будто последние полгода не успевают подгружаться к настоящему: ноль ночи, мне не норм очень, остерегайтесь эйфоретиков.
Воспоминания — словно пригоршня потемневших монет давно забытых государств. Ими можно торговать, но нельзя расплатиться. (с)